Искажение[СИ, роман в двух книгах] - Юрий Леж

…Потом всё как-то слилось у нее в памяти в однообразное пыхтение и вздохи удовлетворяющихся "ликвидаторов", крики и стоны рядом, на соседнем кресте… руки, тискающие её тело, чьи-то слова, бешеный взгляд совсем молоденького, с оскаленными зубами… выкрики, стоны, опять выкрики… Топот меняющихся местами, звон посуды где-то в глубине комнаты, хохот и запах сигаретного дыма…

И от резкого вопля: "Тревога! Всем по местам!" Анька очнулась. "Дежурный! — еще громче проорал кто-то под дружный и слаженный теперь топот почти над ухом Аньки, — приберешь тут все, и девок выгони. Вернемся — новых возьмем".

"Бегом… бегом… бегом…кретины! увлеклись тут!" — орал кто-то уже у двери, потом и за дверью… И, наконец, всё стихло, подошедший дежурный развязал мягкие ремни, которыми запястья и щиколотки были привязаны к крестам, и Анька, с трудом, разминая затекшие мышцы, поднялась на ноги. Под крестом валялось с пару десятков использованных презиков, и Анька ужаснулась в душе — неужели столько солдат она пропустила через себя враз? Но потом сообразила, что некоторые презики пустые, а некоторые так вообще просто вытащены из упаковки и брошены неиспользованными. Глупые наблюдения, пошлый анализ использованных презиков помог Аньке сохранить равновесие, сделать вид, что всё это происходило не с ней, да и было ли в жизни то, что уже кончилось?

А вот поглядев на продолжающую лежать на распятии невольную подругу, Анька вздохнула и подошла поближе. Девушка лежала, закрыв глаза, изредка сильно и нервно вздрагивая, и Анька с тоской подумала, что теперь придется тащить ее на себе обратно, на стадион, за решетку, а тут и саму бы кто отнес.

— Ну, давай, — подогнал их дежурный, сметающий шваброй с пола использованные резинки и упаковки из-под них, притоптанные окурки и пепел. — Подымай ее, и сваливайте отсюда, пока сменщики не приехали.

Пожалуй, это был самый лучший стимул для спешки, и Анька, резко схватив за руку подругу, сдернула ее с распятия. Подтащив с трудом передвигающую ногами девушку к табурету возле входа, Анька еще разок порадовалась, что не стала сопротивляться: ее куртка и юбочка лежали на табурете в целости и сохранности, уложенные с чисто солдатской аккуратностью, а рядом, прямо на грязном, затоптанном полу валялась блузка, свитерок и брючки подруги, превращенные в лохмотья крепкими "ликвидаторскими" руками.

Скрывая ненужное, обижающее ни в чем не виновную девушку, раздражение и собственные мысли обо всяких чистоплюйках и целках-невидимках, матерно ругаясь про себя, Анька кое-как, непослушными руками, помогла подруге одеться, и сама завернулась в куртку и юбчонку, когда дежурный вторично прикрикнул: "А ну, вон, стервы! Слышите — сапоги стучат? Сейчас повторение вам устроят". Дежурному было наплевать, что устроит пребывающая смена с уже употребленными разок девками, но вот наличие их в комнате отдыха вряд ли понравится офицеру, по инструкции сопровождающему свою группу до места отдыха, и офицерское недовольство выльется-таки как раз на него, дежурного по блоку.

Невольную подругу пришлось буквально тащить за собой по гулкому пустому пока коридору в сторону, откуда доносился неясный приглушенный шум собранных вместе десятков тысяч человек. А подругу еще и шатало из стороны в сторону, да она старательно расставляла пошире ноги и пьяно мотала головой, находясь в полубессознательном состоянии.

На их появление обратили внимание только близкие, те, кто стоял и сидел рядом с их местами в загоне. Пострадавшая подруга, в знакомом месте окончательно пришедшая в себя, тут же принялась тихо рыдать на груди своего мальчика, пытаясь объяснить ему, что она "ну, ни в чем, ни в чем невиновата…", а он старательно гладил ее по голове и утешал какими-то глупыми фразами, что все будет хорошо, стоит только немного, ну, совсем немного потерпеть…

Приятели Аньки повели себя спокойнее, хотя тоже заботливо организовали кружок, а Саня тут же сел, позволяя опуститься на землю Аньке, прислониться к его спине и расслабиться.

— Чё там было-то? — шепотом спросил братишка, поворачивая голову к уху Аньки.

— Догадайся с трех раз, — грубо ответила она.

— Ну, не дуйся на меня, — попросил Саня, — тошно тебе сейчас? ну, обругай меня, хочешь — по шее врежь…

— Да ладно, — миролюбиво сказала Анька, понимая, что брат по-своему пытается ее утешить. — Ничего там так было, думала, что хуже будет, а так — всего-то с десяток солдат… Да еще и в резинках, ты представляешь, Сань, видно, презики им в пайке выдают…

— Гы-гы, — захрюкал смехом от неожиданного вывода Аньки брат.

— Не бери в голову, — больше самой себе сказала Анька, понимая, что если отнестись к происшедшему серьезно, то можно свихнуться, — меня иногда похлеще наклоняли, когда втроем и сразу, а тут — просто в очередь. Плохо, что силком, без охоты, да еще и привязали там, что б не дергалась, руки-ноги затекли…

Присевший рядом с Анькой на корточки Варлам прихватил ее руку, уложил к себе на колени и принялся крепко, но ласково разминать мышцы. Почему-то именно эта, такая ненужная, но трогательная забота, умилила Аньку чуть ли не до слез. И это умиление оказалось таким неожиданно чуждым, неподходящим к месту и случаю, что Анька не нашла ничего лучше, как вырвать руку из крепких пальцев Варлама. Глотнув вдруг образовавшийся в горле ком, она строго посмотрела в глаза парня и сказала:

— Не делай так больше никогда… Не смей меня жалеть!

Варлам убрал руки за спину и недоуменно пожал плечами. Он, конечно, хотел, как лучше, но Аньку трудно понять, особенно, когда она взбудоражена, нервничает и ищет для себя точку равновесия.

— Линять нам отсюда надо, — сказала Анька, — плохо будет тем, кто останется, если они уже сейчас такое творят.

— И как отсюда уйди? — кисло спросил Саня. — Попроситься у часовых, что б наружу пописать выпустили?

— Просто так не уйдешь, — согласилась Анька, — но вот думать об этом надо… постоянно…

Ее еще пару раз забирали из клетки для утех солдат, и она шла, внешне равнодушная, спокойная и расслабленная, хоть и было противно Аньке это массовое, бестолковое тыканье в нее членами. Но "ликвидаторы" оставались довольными тем, что девушка не сопротивляется, а даже, кажется, пытается иной раз послушно изобразить удовольствие в ответ на их требования. Конечно, это было не всем по вкусу, кому-то нравилось именно насиловать сопротивляющихся, но бесконечность человеческих вкусов сыграла на руку Аньке. А она не просто ходила из клетки в комнату отдыха "ликвидаторов", иной раз задерживаясь в коридоре по десятку минут, пока кто-то не замечал её, но — привыкшие к равнодушному послушанию с Анькиной стороны, "ликвидаторы" просто выгоняли её обратно в клетку, не задумываясь над тем, что же девушка делала, пока никого не было рядом…